[nisamanara]

О реализме в сказках, или почему мне не понравилась «Малифисента».

«Давай наполним сказку былью,
Где будем только я и ты.
У синей ласточки на крыльях
Перенесемся в мир мечты.»
(с)


Начать хочу с образа самой феи. Я не ценитель актерского таланта Джоли, но персонаж в ее исполнении получился то ли дебильный, то ли истеричный. Одно, в принципе, не исключает другого. Жила себе жила фея, пришла пора — она влюбилась, бла-бла-бла. Мужик, как и все люди в этом мире, оказался козлом, который без всяких мук совести, отрезал бабе крылья (охренеть какая понятная детям метафора), влез, будучи простолюдином, на трон и грозил с него нашей героине. До него жечь болота пытался старый король, непонятно, правда, зачем. Он там что, нефть искал? Или газ? Причину найти трудно, потому что в сознании любого средневекового человека понятие о том, что нечистую силу лучше не тревожить, в запретные места не ходить, табу не нарушать, было вбито как гвоздь по самую шляпку. Сдается мне, король был дегенератом, потому и любил организовывать своей армии марш-броски через леса(!) для битвы с нечистью, живущей в нем(!!!).
Однако вернемся к нашей теме фее. Сначала она, озлобленная и страдающая, в лейсу вместо анархии вводит монархию с оттенком деспотии. Затем и король, подвинувшийся — после встречи с ней на крестинах дочери — умом, изводит кузнецов и ткачих в замке. Почему они ведут себя так? Почему Малифисента сразу же обвиняет его в потерянных крыльях и даже не пытается попробовать выяснить это у него? Почему король, вместо того что объясниться и извиниться, начинает показывать во всю гонор? Почему совсем недавно бывшая наивной феечка выбирает столь изощренный способ мести? Почему? Потому что гладиолус. Потому что чувства по отношению у героев друг к другу сменяются резко и без всякой логики. Малифисента вдруг проникается любовью к Авроре — орудию ее мести. Аврора, как только узнает о проклятии, обвиняет человека, вырастившего ее, в ненависти к ней. Королю насрать на собственную дочь, хоть из-за нее вся эта каша с проклятиями и заварилась.
Несколько слов уделю и сеттингу. Он уебищный, уж извиняйте. Никакой внутренней логики существования этого мира нет, есть только две ходульных антиномии: человеческий и волшебный мир. Раньше, в волшебных сказках, она выглядела оправданной, наполненной содержанием: мир волшебный — мир ирреальный, древний, хаотический. Существа, наполнявшие его, не считались ни добрыми, ни злыми, они олицетворяли собой инстинкт, жизнь в ее естественном и, порой, безобразном проявлении. В этой сказке — это всего лишь локация, служащая средством для пропаганды толерантности. Серьезно, там есть деревянное чучело, похожее на Дьябло и зовущееся Бальтазаром(!), и его нельзя считать страшным. О да, оно же не выбирало таким родиться. Оно хорошее и фея хорошая, это просто люди сволочи, всем крылья подрезают. И еще лезут на болота, исконное место их обитания.
Про второстепенных персонажей даже говорить не охота: кто не бесит, то не вызывает никаких чувств. Кроме, пожалуй вороны. Он делал все, что от него требовалось и даже больше, в меру гундел и был воспитан.
Венцом моей инвективы хотелось бы сделать речь о недальновидности и плоскости мысли создателей фильма. Никакой идеи фильм сам по себе не содержит. Он учит толерантности на примере ненависти к людям; он учит умению прощать, но способностью к этому не наделяет персонажей, кому она требуется. И ведь там была возможность внести хоть каплю смысла, но ее предпочли просрать в угоду эманспистскому пафосу: король мог отрезать ей голову, однако выбрал крылья. Этот момент можно было обыграть, вытянуть из него новый смысл, и я до самого последнего ждала. Увы и ах.
Впрочем, увы и ах, ощущение от всего фильма.